Как бы то ни было, но, угробив на все про все пару часов, карту я разрисовал. И теперь изучал исключительно центр Форта, где, помимо первой, красовалась и вторая цепочка синих отметок.

Обе они начинались — нет, скорее заканчивались, — в районе, который до недавнего времени контролировали коммунары. Дальше разбегались в разные стороны, но, что самое интересное, потом сходились опять. Судя по карте, у площади Павших.

Что же получается? Коммунарам перебрасывали энергию именно оттуда? И после серьезного сбоя решили проложить энергетическую нитку по новому маршруту? Получается — так.

И тогда остается последний и самый важный вопрос: что за источник энергии может быть расположен в районе площади Павших? Какое у него прикрытие? Почему его до сих пор не вычислили ни гимназисты, ни СЭС?

Что, вообще, такого находится на этом пятачке? Жилой массив, рынок у спуска в «Кишку» — вот, пожалуй, и все.

«Кишка?»

Эта мысль показалась мне достойной внимания — в сети соединенных между собой подвалов и бомбоубежищ можно было без труда спрятать что угодно. Но там постоянно толчется столько народу, что удержать в секрете это самое «что угодно» было бы не под силу никаким конспираторам. Рано или поздно пошли бы слухи, и тогда…

И все же это стоит обмозговать.

Сунув распечатки и сложенную карту обратно в ранец, я закрыл дверцу буржуйки и развалился на расстеленном на полу плаще. Ранец сунул под голову, немного поворочался и почти сразу же заснул.

Завтра, все завтра…

Глава 7

Просыпался я как–то очень уж муторно. Медленно всплывал из сна, краем уха ловил доносившиеся обрывки негромких разговоров и снова засыпал. Уж не знаю, сколько бы длилась эта тягомотина, но онемевшее левое запястье и острая необходимость облегчиться, в конце концов, заставили открыть глаза.

Еще толком не проснувшись, оглядел темную кухоньку и сидевших рядом со слегка дымившей буржуйкой людей. И тут как–то очень уж лениво в голове начали всплывать вопросы: кто я, где я, что за люди вокруг?

И еще более неторопливо сами собой возникали ответы. Большей частью нецензурные и призывающие только к одному: не тупить и бежать до туалета, пока не лопнул мочевой пузырь.

Я уселся на пол, прислонился спиной к стене, помотал головой и осторожно поднялся на ноги. Проигнорировал вопросительные взгляды подельников и присосался к стоявшей на подоконнике жестянке. От отбитой пятки вверх по ноге стрельнула боль, и невольно пришлось ухватиться за откос окна.

— Отлежал, что ли? — спросила что–то мерно взбивавшая в миске с обколотой эмалью Вера.

— Типа того, — глубоко вздохнул я и, стараясь ступать на носок, захромал к туалету.

— Ну ты и здоров храпака давить! — Пиромант подкинул в печурку сырое полено и закрыл дверцу.

— Шли бы вы, — прохрипел я, с трудом добрался до заветной комнатки и, ухватившись одной рукой за косяк, принялся выцеливать струей ржавое и порядком помятое ведро.

Накрывать меня начало постепенно. Сначала зашумело в голове, потом перед глазами забегали светящиеся точки, а после и вовсе стали подгибаться ослабевшие ноги. Промелькнула мысль: успеть бы закончить все дела, прежде чем потеряю сознание, и, тяжело дыша, я медленно опустился на корточки. Шум в голове сразу же стих, да и самочувствие вскоре пришло в норму.

Вот черт! Неужели в кости трещина? Или просто пятку отлежал за ночь?

Я осторожно перенес вес на правую ногу и немного успокоился: раз стою, значит — нормально все. Переживу. Пока, правда, непонятно, насколько подвижность из–за травмы пострадала, но думаю — ничего страшного не произошло. Оклемаюсь еще.

— Живой? — непонятно чему обрадовался заулыбавшийся пиромант.

— На себя посмотри, — огрызнулся я и уставился на так и не произнесшего за это время ни единого слова Ветрицкого. — Времени сколько?

— Одиннадцать доходит, — посмотрел тот на часы и вновь занялся чисткой пистолетов.

— Чего?! — Я подошел к окну и выглянул в щель. И действительно — рассвело давно. Только свет какой–то на улице непонятный. А черт! До Черного полдня всего ничего осталось…

— Есть будешь? — уточнила у меня Вера. — Мы тебе оставили…

— Нет, — отказался я и принялся разминать занемевшую левую кисть. Помогло это, впрочем, мало — туго перехватившая запястье цепь мультичар до боли врезалась в кожу. Попытка ее оттянуть ни к чему хорошему не привела, наоборот, стало еще хуже: из–под нескольких впившихся в руку звеньев выступили капельки крови. Блин, так и без руки остаться недолго.

— Точно не будешь? — оживился пиромант, не обративший внимания на мой ошарашенный вид.

— Жри, — не особо вежливо разрешил я. И действительно — голода не чувствовал совершенно. Вообще никаких желаний больше не было. В голове билась только одна мысль: у тебя не осталось времени. У тебя совсем не осталось времени. У тебя…

Не осталось времени для чего? Чтобы найти спрятанный в Форте нож и выполнить заказ слуг Стужи, разумеется. А по–другому — никак. Стискивавшая мертвой хваткой запястье цепь каким–то образом все же умудрялась манипулировать моим сознанием.

И ведь ничего не попишешь, придется вновь плясать под чужую дудку. До поры до времени, разумеется. А вот потом… потом посмотрим, кто из нас плохой танцор, а кому просто обстоятельства мешают. Главное, первым до ножа добраться. Уж с двумя–то такими железяками быстро всем кузькину мать устрою.

— Напалм, — позвал я уже успевшего расправиться с моей порцией каши парня, — сможешь опять автогеном поработать?

— Чего хотел? — вытер руки о какую–то тряпку пиромант.

— Браслет пережжешь? — протянул я к нему левое запястье.

— Какой браслет? — удивился Напалм.

— Вот этот! — разозлился и в очередной раз попробовал подцепить ногтями плотно прилегающие к коже края звеньев. — Цепь мультичар, не видишь, что ли?

— Какая еще цепь? — покрутил пальцем у виска пиромант. — Не проснулся, парниша?

— Вера? — повернулся я к девушке, накладывавшей заплату на свежую прореху в полушубке. — Ты–то хоть ее видишь?

— Нет, — покачала головой девушка.

— И я тоже, — не стал дожидаться моего вопроса Николай, уже успевший собрать оба пистолета.

— «Связанные одной целью, скованные одной цепью», — издевательски пропел Напалм.

— Да пошли вы! — психанул я из–за идиотизма ситуации. — Жги, говорю!

— Ладно, — как–то очень уж нервно хихикнул Напалм и провел указательным пальцем мне по запястью. — Здесь?

— Здесь, — кивнул я и тут же, выругавшись, отдернул руку: вырвавшееся из–под неровно остриженного ногтя пироманта почти бесцветное пламя прошло сквозь оказавшуюся вполне себе нематериальной цепь и опалило кожу. Сразу же горелыми волосами завоняло. — Твою мать!

— Я ж тебе говорил… — хмыкнул Напалм и подул себе на палец.

— Гордись теперь до пенсии, — буркнул я и, вздрогнув, резко обернулся ко входу.

— Что, уже и голоса мерещатся? — съязвил пиромант.

— Показалось, — обливаясь холодным потом, присел я у буржуйки. Вот именно, что голоса. Вкрадчивые, непонятные слова возникали будто в голове, и от холодной отрешенности интонаций сразу заломило виски. — Все, пора идти.

— Куда это ты собрался? — во все глаза уставилась на меня Вера. — Черный полдень на носу. И на улицах никого — дружинники сразу сцапают.

— Какая муха тебя укусила? — поддержал девушку пиромант. — Переждем лазурное солнце, тогда и будем из Форта выбираться.

— Нельзя здесь оставаться. — Я оттянул от горла показавшийся слишком уж тугим ворот свитера. Очертания стен незаметно поплыли и начали кружиться вокруг меня, закрытый фанерой оконный проем налился чернотой, а пол под ногами едва ощутимо покачнулся. И голоса…

— Почему нельзя? — возмутилась Вера.

— Вычислят! Пока есть время, надо нору менять. — Я с трудом вынырнул из накрывшей с головой волны безумия. — У меня на примете есть пара мест.

— Да никуда мы не пойдем! — заорал Напалм. — Какого хрена?!!